Патология и психология воли

Роль различных компонентов волевого акта – импульсов к действию, опосредующих его мыслительных операций, плана и т. д. – наглядно проявляется в тех патологических случаях, когда один из этих компонентов нарушен.

У каждого человека имеется некоторый характерный для него в обычных условиях нейротонус, обусловленный зарядкой его подкорки, или, точнее, динами­ческим соотношением коры и подкорки. Связанная с этим отношением большая или меньшая заторможенность коры отражается на волевых качествах лично­сти. Нормальный волевой акт предполагает некоторую оптимальную – не слиш­ком слабую и не слишком сильную – импульсивность.

Если интенсивность импульсов оказывается ниже определенного уровня, как это имеет место в патологической форме, при так называемой абулии, нормаль­ный волевой акт невозможен. Точно так же при очень повышенной импульсив­ности, когда отдельное, только возникшее желание дает стремительную разрядку в действии, как это бывает, например, в состоянии аффекта, сознательный учет последствий и взвешивание мотивов становятся неосуществимыми – действие теряет характер сознательного, избирательного, т. е. волевого, акта.

В стойкой патологической форме это наблюдается тогда, когда патологиче­ские изменения в деятельности коры нарушают ее контролирующие функции и приводят как бы к обнажению низших подкорковых центров. Повышенная им­пульсивность приводит к тому, что действие непроизвольно вырывается у субъек­та. При таких условиях нарушена существенная для волевого акта возможность сознательного регулирования.

С другой стороны, резкие изменения динамики коры и патологическое ее тор­можение, обусловленное повышенной истощаемостью самой коры или иногда яв­ляющееся производным результатом патологических изменений в подкорке, при­водят к нарушению волевых функций, при котором говорят об абулии[6]. Больной Эскироля по выздоровлении так объяснял свое состояние: «Недостаток деятель­ности имел причиной то, что все мои ощущения были необыкновенно слабы, так что не могли оказывать никакого влияния на мою волю»[7].

Роль, которую играют в волевом акте опосредующие его мыслительные опе­рации, выступает с особенной отчетливостью при апраксических расстройствах. Под апраксией разумеют (начиная с У. Липмана) такое расстройство действия, которое не обусловлено ни двигательным поражением членов, ни расстройством восприятия, а является центрально обусловленным поражением сложного воле­вого действия. Расстройство сложного волевого действия теснейшим образом связано с расстройством речи и мышления (как это показали особенно исследо­вания Г. Хэда, А. Гельба и К. Гольдштейна и др.).

Нарушение способности оперировать понятиями и формулировать отвлечен­ную мысль лишает больного возможности предварить и опосредовать свое дей­ствие формулировкой отвлеченной цели и плана. В результате его действие спускается на более низкий уровень. Он оказывается снова как бы прикованным к непосредственно наличной ситуации. Так, один больной Джексона мог высу­нуть язык, чтобы смочить губы, когда они у него пересыхали, но не в состоянии был произвести то же действие по предложению врача без такого непосред­ственного стимула. Больной Гейльдброннера во время еды пользовался ложкой и стаканом так же, как нормальный человек, но он оказывался совершенно не в состоянии совершать с ними какие-либо целесообразные действия вне привыч­ной конкретной ситуации. Больной Гольдштейна не мог по предложению врача закрыть глаза, но когда ему предлагали лечь спать, он ложился, и глаза его закрывались.

Другие больные могут по укоренившейся привычке постучать в дверь, прежде чем войти в комнату, и завести перед сном часы, но они оказываются совершенно не в состоянии, стоя на некотором расстоянии от двери или не держа часов в ру­ках – вне привычной конкретной ситуации и без непосредственного контакта с материальным объектом, воспроизвести то же движение. Та же скованность не­посредственной ситуацией проявляется и в высказываниях этих больных. Они отличаются своеобразной правдивостью, которая является у них не столько доб­родетелью, сколько необходимостью. Все эти факты свидетельствуют о том, что нарушение у человека способности к опосредованному мышлению в по­нятиях и к абстрактным словесным формулировкам связано с переходом всего его поведения на более низкий уровень непроизвольных реакций, вызываемых внешними импульсами. Расстройство речи и мышления в понятиях при афазии сказывается в том, что больные в состоянии выполнить только такие действия, которые непосредственно вызываются теми конкретными ситуациями, в которых они находятся, но они не в состоянии произвести аналогичные действия в резуль­тате волевого решения в отсутствие непосредственных импульсов. Дей­ствие этих больных всегда как бы подчиняется толчку, идущему сзади, лишено характера волевого акта.

Еще по теме:

Трансцендентная болезнь
С конца 20-х гг. параллельно с психоанализом развивается специфическое направление психосоматической медицины, называемое «антропологическим» или «персоналистической медициной». Сторонниками данного подхода, методологическим основанием ко ...

Исследование стресса в психологической науке
Первое научное объяснение понятию стресса было в 1936 году, когда канадский физиолог Ганс Селье ввел этот термин в психологическую науку и создал свою концепцию стресса. Автор показал независимость процесса приспособления организма челове ...

Влияние перинатального опыта на развитие страхов у детей
Перинатальный опыт в данном рассматривается как отражение в подсознательных психических структурах (преимущественно правого полушария) эмоционального состояния, пережитого (испытанного) ребенком при рождении. Известно, что к трем месяцам ...